ВОКЗАЛ ДЛЯ ОДНОГО
Новорожденный приходит в готовый мир. Но в этом мире никого не волнует, с чем он пришел и зачем, даже родителей. У всех свои интересы. Весь этот мир - как вокзал - место, где, по большому счету, никто не знает, почему здесь оказывается и куда направляется. Каждый чего-то ждет, что-то делает, пока ждет. В этом ограниченном привокзальной территорией мире складываются плотная среда, жесткое мировоззрение, тесные отношения в границах видимости.
У младенца никто не спрашивает, с чем он пришел и зачем. Кто-то бездумно обрезает пуповину, соединяющую его с безграничной Вселенной. Потому что так принято. А затем все вокруг начинают его щедро осыпать тем, что есть на вокзале: от материального до идеального, от продающегося до просто валяющегося. И младенец постепенно умирает, так и не став личностью.
Личность - это уникальное лицо, как святой лик. Вы когда-нибудь внимательно, пристально и осмысленно вглядывались в лицо младенца, чувствовали ангельский свет, исходящий от него!?
Но младенец умирает долго, иногда десятилетиями. На него, умирающего, накладывают социальный ЃгипсЃ, и мажут и мажут поверх те, кому не лень, пока не образуется твердая маска. Вот почему на вокзале дети не растут, а только обрастают. Обрастают тем, что подворачивается. Постепенно вместо открытого и светлого лица формируется переменчивая аморфная маска, подстраивающаяся под подвернувшуюся роль с соответствующим поведением. Вместо уникальной личности - ЃтрансформерЃ, оборачивающаяся во что угодно псевдоличность с кажущимся лицом.
Маска не знает, кто она и зачем. Она примеривает на себя мнения, которые видит и слышит. Мнения групп, организаций и различных компаний, которые оказывают влияние своим одобрением или осуждением.
Редко кому удается талантливо сохранить под маской свое лицо и душу. Большинство же, кроме невесть откуда взявшейся маски, ничего не имеют. Для них эта маска и есть настоящее ЃЯЃ, липучая и текучая телесная масса, из которой можно вылепить что угодно. И такое ЃЯЃ безропотно и равнодушно или бездумно и восторженно принимает любые идеологии и религии. Откликается на все и служит всему. Примкнет ко всему и совершит что угодно. Неважно - зачем, нет разницы - куда, критерий - что ближе лежит.
Трудиться или пьянствовать, отдать свою кровь или пролить чужую, кого-то превозносить или охаивать... все равно.
Если в определенной системе и организации, то чаще всего примерным членом этой организации...
Если выпадает из системы, то кем угодно, чаще - никем...
...Весь вокзал - обстоятельства, поведение - приспособление под них. Идеалы - господствующая идеология в широком смысле. Мораль - та, которая возобладает. Жестокая борьба за выживание.
Замкнутый вокзал, ограниченный рассудок, материалистическая экономика и ватная политика, призрачная культура и хрупкий быт, цивилизованное общество...
А если какая-то идея, то обязательно согласованная со всем этим несогласуемым, социально приемлемая, потому что вся сущность человека - всего лишь Ѓсовокупность всех общественных отношенийЃ.
- Со-во-купность!
- Откуда она берется?
- Из совокупления!
-Что ей делать?
- Тусоваться и совокупляться!
- А какой в этом смысл?
- Никакой. Просто кайф!
Правильно. Смысл как-то связан с будущим. А будущего - это известно любому дураку - еще нет. Будущее - это мечты, ЃидеализмЃ. Тем более для совокупности и совокупления. Совокупление - всегда сейчас. Таков самый материалистический материализм. Вот почему все - идеалы и идеологии, официальные и неофициальные - впустую. Не убеждает. Потому что нельзя потрогать то, чего нет. И воцаряется социальное принуждение - для порядка, который одних устраивает, других нет. Отсюда конфликты - от невинной драки до мировых мясорубок. Миллионы и миллиарды недоумков в течение тысячелетий убивают и унижают друг друга, бессмысленно и беспощадно.
А все начинается оттуда - с детства, которое отнимается; с ума, который кастрируется в соответствии с бытующим эталоном. Кастрированный ум - это Ѓот сих до сихЃ, насколько кем-то допускается. ЃДо и послеЃ - это выдумки, ЃидеализмЃ. Ни до, ни после нет, пусто. Есть только то, что можно увидеть, услышать, унюхать, сожрать, то есть с чем можно так или иначе совокупляться и быть совокупностью совокупных совокуплений, то бишь Ѓсовокупностью общественных отношенийЃ...
Под свист экономического кнута и идеологического пряника люди снуют туда и сюда по территории вокзала в ожидании своего поезда, который невесть откуда должен прибыть и невесть куда умчаться.
Порядок и произвол, насилие и обман сменяют друг друга как декорации грандиозной сумасшедшей драмы. И примелькаются, в конце концов, так что и не отличаются друг от друга, становясь одним сплошным наваждением.
Не надо говорить, кому живется весело на этом вокзале.
Хуже всего приходится тем, кто пытается вспомнить, а был ли ребенок, откуда и зачем здесь оказался.
Хуже, потому что пока они вспоминают, не всегда успевают приноровиться к вокзальной суете. Обычно удача сопутствует тем, кто особенно и не спешит уезжать, а больше ЃкрутитсяЃ, чтобы лучше обосноваться здесь. А кто прав, на вокзале об этом никто не скажет. Это познается ценой жизни, по наитию.
Но рано или поздно уезжает каждый, и все уезжают одинаково. Каково им там, никто не знает. А сказкам мало кто верит. К тому же материализм утверждает, что уезжать некуда. Все здесь, и, кроме вокзала, ничего другого нет. Никаких других городов и миров. И нечего тут думать: ребенка не было, ясно!
Вокзал рано или поздно отучает и думать. Остаются лишь привычки. Однако люди есть люди. Любопытство ли обезьянье, или человеческая любознательность, каждого из них хоть единожды в течение жизни что-то