Знаешь, я все же бывала в твоем Париже,
Ласкала рыжие кудри девочки из ротонды.
Здесь небо много суровей, нежней и ниже,
И как-то настойчивей, что ли? Зеленого сыра тонны
Скупают в лавках юркие парижане
Десятки лет отмечаясь привычным бонжуром.
От этого очень спокойно, но как-то жаль их:
Подобное постоянство уютно-жутко.
Они глазеют на всех проходящих мимо,
Сидя в кафе, выходящих на мостовые.
Здесь неприлично влюбляться и быть любимой
До крови в горле, до жаркой раны навылет.
Но, что очевидно донельзя, в почете учтивость
Пардон заменяет дуэли, мерси - перчатки,
Летящие в лица. Меня никогда не учили
Ножам и вилкам для рыбы. Зеленого чая -
В пиалу, съемной квартиры холодная ванна,
И спят покроватно мои любимые лица.
Зеленого чая - в пиалу, почти отвара.
И вряд ли получится Нотр Даме молиться,
И вряд ли получиться плакать у трапа, прощаясь.
Я съела Париж, как отраву, немного морщась.
А ты в это время - в Питере. Вряд ли чая,
Скорее - абсента, а может, чего попроще.
Но это неважно ни мне, ни тебе, ни спазмам
Желудка, которые режут на половины.
Ты помнишь про бога, про эти игрушки с паззлом?
Так вот, доигрался. Veritas только in Vino.
И я его пью беззастенчиво, как в пустыне,
Стараясь забыться, а, может быть, стать порочней.
Хотя - это поза. Приятным комочком стынет.
Предложишь абсента? А, может, чего попроще.
Ты знаешь. Я все же бывала в твоем Париже.
И пусть не с тобой, это вряд ли тебя волнует.
Здесь небо много суровей, нежней и ниже,
И как-то настойчивей, что ли? Непререкаемей? Ну и
Черт с ним.
Яшка Казанова